– Угу, – буркнул он.
Джеймсу нравилась его помощница по хозяйству. Она была очень стара и производила много шума, занимаясь домашними делами. В то же время Мьюриел была единственной женщиной, чья болтовня его не раздражала.
Он просмотрел почту, что набралась за время его отсутствия.
– Хотя лично для меня это означает только увеличение нагрузки, – заметила Мьюриел, покончив с чемоданом и занявшись приготовлением кофе.
– И не мечтай, – усмехнулся Джеймс. – Здесь он жить не будет.
– Ты что, не будешь брать его домой в те дни, когда тебе разрешат с ним видеться? – спросила Мьюриел, протягивая ему чашку кофе. – Собираешься целый день мотаться с ним по парку? – Она показала на окно, из которого был виден Центральный парк. – Зима обещает быть холодной.
Так далеко Джеймс не заглядывал. Пока он думал только об одном: как добиться того, чтобы Лейла не уехала на родину.
– Будет видно, когда мы с ней обо всем договоримся, – пробормотал Джеймс.
Мьюриел усмехнулась:
– Мой бывший одно время считал, что может появляться, когда ему вздумается. Я быстро поставила его на место.
– Ты это умеешь.
Джеймс рассмеялся, хотя ему было не до смеха.
Трудно представить здесь ребенка. Здесь, в его пентхаусе.
В его тихой гавани.
Он открыл двери в просторную спальню, которую собирался превратить в домашний кинотеатр, и… увидел детскую… ребенка, плачущего всю ночь, зовущего маму…
Придется нанять няню, решил Джеймс.
Но слова Мьюриел постоянно крутились в его голове, и к утру он понял, что Лейла в любой момент может исчезнуть. Джеймс схватил телефон.
Слава богу, его соединили сразу же, без обычных харрингтоновских штучек.
– Я хочу, чтобы ты переехала в «Чатсфилд», – сказал он.
Это единственное, что он смог придумать. По крайней мере, так ему будет легче отследить, собирается ли она выписаться и не приехала ли за ней семья.
– Зачем мне куда-то переезжать?
– Лейла, – вздохнул Джеймс, – ты не можешь себе позволить оставаться в «Харрингтоне». Радушие Изабелл имеет свою цену. Она не занимается благотворительностью, поддерживая одиноких матерей. Не думай, что ее предложение проистекает от доброты душевной. Все это она делает исключительно для того, чтобы очернить мое имя.
– Ты и сам в этом неплохо преуспел. – Она усмехнулась. – Я останусь здесь.
– Лейла, я не прошу тебя переехать в мой дом. – Он не считал это хорошей идеей. – Номер для тебя уже приготовлен, и после ланча я пришлю за тобой машину.
– У меня свои планы насчет ланча.
Боже, она испытывает его терпение!
– Тогда вечером, – сказал Джеймс, отказываясь капитулировать. – Машина будет ждать тебя в восемь.
– Я же сказала, что не собираюсь никуда переезжать.
– По крайней мере, ты не откажешься обсудить это за ужином?
– Я не буду с тобой ужинать. Я вообще не хочу иметь с тобой никаких дел, Джеймс.
– Следовало бы подумать об этом три месяца назад. Нравится тебе или не нравится, но нам придется общаться. Я могу позвонить своему адвокату, или мы встретимся сегодня вечером и попытаемся все решить сами.
– Я согласна с тобой встретиться, но только в ресторане.
– Хорошо, – неохотно согласился Джеймс. – Мы будем обсуждать наши личные дела в присутствии полусотни любопытных ушей. О’кей.
Закончив разговор, он посмотрел на Центральный парк. Обычно этот вид его успокаивал, но только не сегодня.
Если она уедет – а такая возможность не исключена, – он уже ничего не сможет поделать.
Надо жениться на ней, решил Джеймс, хотя идея брака его никогда не привлекала.
«Можно подумать, она согласится», – мысленно усмехнулся он. Ему едва удалось заставить Лейлу встретиться с ним, угрожая адвокатом.
Неожиданная мысль пришла Джеймсу в голову. Он снова взял телефон и набрал номер Ману. Та была потрясена и заявила, что не собирается принимать участие в этом издевательстве.
– Ты не можешь ставить ее в такое положение, Джеймс. Это нечестно.
– Она носит моего ребенка и в любой момент может уехать из Штатов! – рявкнул Джеймс. – У меня нет времени быть честным.
Лейла любила Манхэттен.
Если бы ее не пугала предстоящая встреча с Джеймсом, если бы она не была отторгнута своей семьей, если бы у нее на сердце не было тяжело и одиноко, тогда бы она пела, надевая расшитое золотыми нитями платье, в котором приехала в этот огромный город. Она готовилась выйти из отеля и отправиться на работу.
Да, на работу.
Лейла знала, что рано или поздно ее счет заморозят, но просить денег у Зейна не желала.
Она была сердита на брата, но в то же время по-прежнему любила его.
Зейн просил довериться ему, он обещал объяснить, почему Софи столь безобразно поступила с Джеймсом.
Она отказалась его слушать.
Вместо этого не имеющая никакой квалификации принцесса попыталась найти работу.
Когда ее третья попытка устроиться посудомойкой потерпела фиаско, она решила подбодрить себя обедом в своем любимом восточном ресторанчике.
Ресторан был эксклюзивным, но Лейла этого не знала. Она с удовольствием ела замечательно приготовленные блюда, наслаждаясь негромкой музыкой, а потом расплачивалась, давая официанту свою кредитную карточку.
– А почему нет музыки? – однажды поинтересовалась она. В тот день в ресторане были слышны лишь гул голосов и позвякивание посуды.
– Наш музыкант уволился. Мы пытаемся кого-нибудь найти, – сказал официант.
И теперь каждый день с одиннадцати до трех Лейла играла в ресторане на своем любимом гануне. Сначала она была шокирована теми крохами, что ей платили. Но потом ей увеличили жалованье и спросили, не сможет ли она играть еще и вечером, однако Лейла отказалась, не желая возвращаться ночью одна.