Нет, потому что через три недели после начала занятий Джеймс начал серьезно сомневаться, достижима ли его цель.
– Я бы не стал тебя обманывать, Лейла, – честно сказал он. – Ужин с родителями только укрепил меня в уверенности, что мне не нужен брак, подобный их браку.
– А почему ты так стремительно помчался под душ?
– Я же пригласил тебя на свидание. – Он посмотрел в ее недоверчиво прищуренные глаза. – Может, теперь выйдешь из ванной?
«Чтобы отделаться от меня», – подумала Лейла, но спорить не стала.
– Отлично выглядишь! – воскликнул он, выйдя из душа и увидев, что она уже одета.
– Спасибо.
Теперь в шкафу Лейлы висели лиловые, розовые, бледно-лимонные платья. Они ей нравились больше, чем те, которые она носила во дворце – расшитые серебром и золотом.
Джеймс тоже выглядел на пять с плюсом и даже побрился! Он остановился у нее за спиной, и их взгляды встретились. В зеркале.
– Я меня есть кое-какие планы, Лейла, – начал он. – Они касаются тебя. И если я бываю рассеян, значит, в этот момент думаю о них. Но если ты каждый раз, когда я не захочу сказать, где был, будешь подозревать меня в измене, готовься получать скучные подарки на Новый год и на день рождения.
Она улыбнулась:
– Так куда ты хочешь меня пригласить?
«В постель», – подумал Джеймс.
– Это сюрприз.
– Я не слишком разоделась?
– Принцессе не подходит слово «слишком».
Он посмотрел на фигуру Лейлы. Ее грудь увеличилась, и животик уже заметно увеличился. Эта маленькая припухлость показалась Джеймсу особенно привлекательной – его так и тянуло прикоснуться к ней.
– Пойдем. – Он взял Лейлу за руку. – Нам нельзя опаздывать.
Когда шофер остановил машину возле Линкольновского центра искусств, у нее по-прежнему не было ни малейшего представления о цели их поездки. Она ни о чем не догадывалась и тогда, когда они прошли мимо подсвеченного фонтана в Эйвери-Фишер-Холл.
Они взяли газированную воду, и Лейла наблюдала, как Джеймс скучает над своим стаканом. В конце концов он попросил бармена принести несколько ломтиков лайма.
– Я это делаю только ради тебя.
– Что делаешь? – спросила она.
– Бросил пить и пришел сюда…
– Джеймс, зачем мы стоим здесь, в этой толпе?
Ему нравилось, что все это казалось Лейле необычным. Однако и он чувствовал себя не совсем комфортно, поскольку впервые пришел сюда не один.
– Ты скоро услышишь нью-йоркский филармонический оркестр, – медленно проговорил Джеймс. – И у меня есть подозрение, что тебе это понравится.
О да!
Ничего не могло быть лучше. Лейла играла сама, но сидеть и слушать живую музыку в прекрасном исполнении – это было нечто!
Трудно представить, что музыка может быть такой сексуальной.
Джеймс чувствовал, как усиливается восторг Лейлы, когда в знак признательности ее рука находила его руку. Их колени соприкасались, энергетика стала общей. Эта была самая искренняя благодарность, которую он когда-либо получал за свой подарок.
– Мне очень понравилось, – призналась Лейла, когда они вышли на улицу, испытывая легкое головокружение. – Абсолютно все. Каждая минута.
– Таких минут будет еще много. – Джеймс достал из кармана конверт. – Это абонемент. Ты можешь посещать не только концерты, но и репетиции. – Она хотела что-то сказать, но он опередил ее. – Хотя сама ты не сможешь присоединиться к оркестрантам.
– Пускай не сейчас, но, возможно, когда-нибудь. Джеймс пожал плечами.
– Я ни разу не слышал, как ты играешь.
Ему непременно нужно исправить это упущение. Когда они ложились спать, Лейла спросила:
– Почему ты столько делаешь для меня?
– Потому что я добрый, – улыбнулся он. – Как и ты.
– Ты добр даже к горничным.
– Ты тоже стараешься относиться к ним мягче. Теперь у них обоих все получалось гораздо лучше. С каждым днем они становились ближе друг к другу. И ночами Лейле становилось все труднее сдерживать себя и не поддаваться тому чувству, которое она испытывала к Джеймсу. Она не желала расставаться с ним ни через семь лет, ни через семьдесят.
Она все так же плакала по ночам, и однажды утром он наконец решился.
– Что тебе снится? – спросил он, нежно поглаживая ее по спине.
Лейла никому не рассказывала об этом. Но сейчас, когда Джеймс обнимал ее, его вопрос почему-то не казался проявлением чрезмерного любопытства.
– Сны разные… но чувства всегда одинаковые, – призналась она. – Например, сейчас мне приснилось, что мы на пикнике… Я вижу, как мои родители смеются… Мне семь или восемь лет, рядом брат и сестра… Нам весело, но потом я вдруг понимаю, что они не слышат меня. Они разговаривают между собой, будто меня там нет… Я начинаю кричать, а они продолжают говорить и смеяться. Я бросаю на землю стакан, но они не замечают этого… Я начинаю кричать и плакать… – Лейла помолчала. – А потом, – сказала она, – появился ты.
Потому что, когда она плакала, Джеймс ворвался в сон и обнял ее.
Лейла не была уверена, сон это или воспоминание. Ее мысли вернулись к давнему дню, когда она стояла у окна и смотрела, как ее мать и Жасмин гуляют в парке.
– Послушай, Лейла, – улыбнулся Джеймс. – Не надо плакать.
– Что?
– Когда во сне ты разбиваешь стакан или понимаешь, что они не слышат тебя, просто повернись ко мне, и все.
– Ману. – Джеймс подождал, пока Лейла уйдет на работу, и только тогда взял телефон. – Не могли бы мы с тобой встретиться в Нью-Йорке? Мне нужна помощь, чтобы наладить отношения с родителями Лейлы.
– Тебе она определенно потребуется.
– Вот поэтому мне и надо, чтобы ты, как только выберешь время, села на самолет и прилетела сюда.